«Рок»

 

 

Нет писателя, равнодушного к тайнам судьбы и тайнам творчества. И своим, и собратьев по перу, рассеянным, так сказать, во времени. Судьба и творчество спиваются в своих глубинах, или, быть может вернее, имеют общий исток, предопределенный свыше. Какими были те, чье слово пережило поколения и по сути стало бессмертным, насколько бессмертен сам язык? Это смолоду волновало Кадыра Мурзалиева.
 
Потребность разрешения сего вечного таинства пристрастило его к чтению воспоминаний и жизнеописаний, дневников и литературоведческих исследований. Поразившее — записывал для себя. Спустя время возвращался к этим записям и вновь их обдумывал. Выискивал, дома ли, в читальнях, малейшие подробности их жизни. С годами выписок скопилось так много, что потребовалась картотека. Но зато и думы о великих мертвецах постепенно обрели стройность. И — будто сам по себе — собирался материал, созревал замысел совершенно неожиданной для него книги.
 
Однажды писатель почувствовал, что все стало на свои места и пора садиться за стол. Он разобрал огромную картотеку и в три месяца написал книгу в 20 печатных листов, а это, заметим, 450 машинописных страниц. Назвал ее древним казахским словом -«Жазмыш», что значит по-русски «Рок».
 
— … Знаешь, что самое поразительное? Ни одного счастливого писателя в мировой литературе я не обнаружил. Ни у древних -греков, китайцев и других, ни в средние века, ни в наше время, -говорит Кадыр Гинаятович. И добавляет тихо: — По-моему, быть творческим человеком — это абсолютная, стопроцентная трагедия.
 
Так всегда было. Вот, к примеру, древнекитайский лирик Ду Фу. Как он голодал! Как страдал, когда умерла его единственная маленькая дочь!.. Или Вийон, из французского Средневековья, — в какой дикой нищете прожил он свою жизнь… У кумыков был поэт Джирши, явно казах по национальности. Тот однажды пришел к правителю и выступил с обличениями. Наутро его нашли мертвым… А жизнь нашего современника Мукагали Макатаева? Вечные страдания, лишения… Или Бердибек Сокпакбаев, автор светлой детской повести «Меня зовут Кожа». За свои взгляды, в недавние годы, попал под пресс органов госбезопасности. Загадочно погиб. Ни за что не поверю, будто он повесился, не такой был по характеру. Скорее его, как Есенина, сначала убили, а потом засунули в петлю.
 
Вообще, подозрительных смертей очень много. Одна из них -смерть Жубана Молдагалиева. Жубан, во время известных событий декабря 1986 года, совершил геройство, на которое другой вряд ли был способен. Он сказал великую, ошеломительную правду в лицо властителя. Его смерть, в любом случае, на совести Колбина. Так мне подсказывает логика. Да, поэт был болен, но не смертельной была его болезнь...
 
Лев Толстой. Казалось бы, благополучен, богат. Но что за трагическая личность! Я читал его дневники: все время, с молодости, он клянет и ругает себя последними словами… Признаться, искал у него человеческие слабости, особенно пристрастно изучал его отношение к инородцам. Ведь он учился в Казани, служил в Севастополе и на Кавказе. И что же? Нигде ни малейшей нотки национального превосходства. Уважение, расположение ко всякому народу. Изучает религии, ищет основополагающее в них… Что за гений!.. А вот Достоевский в этом смысле мне не нравится. В его «Дневнике писателя» нашел такую мысль: кому, дескать, нужен украинский язык, всем славянам достаточно русского языка...
 
Замечу, что процесс творчества даже у здорового человека является сложнейшим, запутанным явлением. Ты вроде бы все видишь, чувствуешь, понимаешь, но по-настоящему осмыслить этот процесс все равно не можешь. Повторяю, это явление — тайна за семью печатями, она не вмещается в человеческий разум...
 
… Потом я внимательно пролистал книгу Кадыра Мурзалиева, вошедшую в 12-й том его собрания сочинений. Она четко выстроена по главам. Снова невольно отмечаешь про себя системность его мышления. Исследуется все — от пророческого дара поэтов, их отношения к женщине, любви до мелких привычек в одежде и склонности к вину И наркотикам. Мелькает множество известнейших и незнакомых имен, — в этой удивительной книге более тысячи (!) персонажей… Жаль, что она еще не переведена на русский, думаю, это дело ближайшего времени, да и вообще считаю, что у этого исследования о трагедии творчества впереди долгая и счастливая судьба...
 
— Вот такие они, поэты. Мудрецы, пророки и… глубоко несчастные люди. И вообще, я думаю, поэт не должен быть счастливым. Если он счастлив — он не поэт. Поэзию питает — несчастье. — Кадыр Мурзалиев замолкает в задумчивости. —… И вот почему. Человек, попав в настоящую беду и будучи не в силах ничего поправить, обретает абсолютную свободу. Ему нечего терять! И он становится всех смелее, всех безогляднее, всех искреннее и правдивее...
 
Еще до выхода в свет книга Мурзалиева «Жазмыш» -«Рок» сделалась необыкновенно популярной. Ее печатала с продолжением газета «Жас Алаш». По четвергам, когда появлялся очередной отрывок, у киосков выстраивалась очередь читателей. Редакцию донимали звонками и письмами: когда же книга появится отдельным изданием? И читателей можно понять: такой книги еще не было в казахской литературе. Да и в мировой словесности, замечу от себя, что-то не очень припоминаются подобные труды...
 
Поэзия
 
* * *
 
Как печали порой не вселиться в глаза,
Как не чувствовать в сердце тоску:
Жизнь проносится быстро, как в мае гроза,
Как последние дни в отпуску.

И ни горечь лекарства, ни дым папирос
Не могли никогда заглушить
Этот вечный и неотвратимый вопрос:
Как достойно и правильно жить?

Примеряться, раздумывать — времени нет:
Надо жить! Этот мир — не игра!..
 
Поэзия — дух языка. И живет она только в родной стихии, в родном слове. Один поэт назвал переводы пересаженными цветами. Но что останется от вольного полевого цветка, помести его в другую почву?.. Стихи, конечно, можно перевести, но поэзия
 
— непереводима. И лишь тот способен почувствовать ее, кто вполне, до глубин и тонкостей, знает язык, на котором написано стихотворение.
 
Иначе говоря, по одним только переводам на русский не составишь верного представления о поэзии Кадыра Мурзалиева (а ведь у него очень много еще осталось на языке оригинала).
 
— У русских так много замечательных поэтов, — говорит Мурзалиев. — Даже великих много. Но не все они — русские душой. И вот что я скажу как переводчик: истинно русских по духу всего труднее переводить. Самые непереводимые: Пушкин, Есенин, Твардовский, Тютчев. Впрочем, конечно же, непереводимость
 
— свойство всех истинно национальных поэтов. Таковы Абай, Махтумкули, Токай. А вот Низами, Навои и другие стихотворцы восточной ветви поэзии очень легко переводятся на другой язык. Потому что они не национальны, а вообще принадлежат культуре Востока.
 
— Твардовский не признавал Пастернака, — продолжает Кадыр Гинаятович. — Спрашивается, почему? Да потому что у Твардовского был один критерий: национальный ты поэт или нет? Ведь на каком бы языке не писал стихотворец, он думает своей кровью.
 
Возьмем Махамбета. Вот уж кто истинно национальный поэт! У него народные корни еще глубже, чем у Абая...
 
Я спрашиваю Кадыра Гинаятовича, нравятся ли ему, как переводят его стихи на русский.
 
— Ну, лучше всех получается у Ильи Фонякова. Кушнер, тот по характеру книжник — и переводы у него получаются книжные… Коротко говоря, мои стихи все-таки не очень поддаются переводу. А значит, я тоже, наверное, в какой-то мере национальный поэт! -улыбается Мурзалиев.
 
И тут, полагаю, самое место дать слово знатоку казахской лирики Абишу Кекилбаеву, который, кстати, и сам превосходный поэт. В послесловии к собранию сочинений своего собрата по перу он пишет:
 
«Кадыра Мурзалиева знают все, начиная от малышей, которые еще не умеют читать, и заканчивая старыми людьми, которые не различают букв без очков. И, даже если им незнакомо имя поэта, они знают его стихи.
 
Малыш и не подозревает, что первый стишок, который он с пылом читает повсюду, принадлежит такому маститому писателю. Строки детских стихов выстраиваются в стройные ряды, полновесные, как залитые свинцом асыки. Они легко заучиваются, понятны и безупречны с точки зрения стихосложения. Его сказки, баллады, занимательные истории, описания природы, притчи, дразнилки, скороговорки, загадки, считалки, диалоги пополнили казахскую детскую литературу и стали поистине хрестоматийными образцами. Они развивают детей духовно и будят их пытливость.
 
Прислушайтесь к словам песен, что распевают ваши повзрослевшие сыновья и дочери! Прислушайтесь к стихам, которые они заучивают наизусть, незаметно воспитывая в себе чувство прекрасного! Со времен Абая и доныне, среди лучших стихотворений, завораживающих своей напевностью, чьи слова сразу же околдовывают тебя, вы обязательно встретите лирические произведения Кадыра, самобытные, отмеченные неповторимым обаянием.
 
Да что говорить о молодых, если даже мы сами, бывает, в сложных передрягах, когда теряешь почву под ногами, когда уже кажется, что нет выхода из тупика и в опустошенной душе все мертво, ищем опору в творениях мыслителей, златоустов, наследников Бухар-жырау и Махамбета, — и в этом списке избранных непременно значится имя Кадыра.
 
В чем секрет его широкой известности и славы? Он — в скромности поэта. Кадыр не создан для шумных декламаций на собраниях, он поэт доверительного диалога с глазу на глаз. Ему чуждо высокопарное краснобайство, ему свойственна проникновенная речь, призывающая к возвышенным чувствам и мыслям. Он ищет единомышленников, чтобы поделиться сокровенным, — и читатель отыскивает его стихи, чтобы укрепить свою душу. Вот в чем одна из магических тайн его поэзии, вот в чем природа его лирики, которая отличается редкой искренностью и затрагивает самые глубокие и потаенные струны души».
 
РОДИНА
 
Несколько лет назад власти Западно-Казахстанской области сделали своему знаменитому земляку подарок — вручили ключи от квартиры в Уральске. Так, через полвека с лишним, у него; в детстве не имевшего своей крыши над головой, появился свой дом на родине. Теперь Кадыр Гинаятович часто приезжает в любимые места.
 
Всякий раз Мурзалиев едет, за сотню километров от Уральска, в Джамбейты. Навещает могилу матери, Магараш. На скромном памятнике — его стихи:
 
Бала болып қызық көрмей ақ,
Күйеуден де қызық көрмей ақ,
Баладан да қызық көрмей ақ,
Өтті міне өмірден бір пенде.

Баласы Қадыр.

Или, в дословном переводе:

Не познав радости в детстве,
Не познав радости в семье,
И не увидев радости от своих детей,
Светлым ангелом покинула этот мир.

Сын Кадыр. 
 
Нет, конечно, этих стихов ни в одной из его книг. Сам Кадыр Гинаятович никогда не говорил мне о них. Но ведь коли написаны они на надгробье, то известны людям, и потому я осмеливаюсь привести здесь эти слова. Я узнал о них от его землячки, с которой мы вместе работаем в газете, и был потрясен искренностью, горечью и любовью, звучащей в этих стихах.
 
Поклонимся и мы памяти простой казахской женщины, матери поэта.
 
Что сказать, завершая этот очерк?
 
Все мы  наделены «имени сладостным даром». Все мы обременены притяжением двух полюсов своего имени: верхним, где сияет первообраз совершенства, и нижним, где дышит смрадная геенна, так и норовящая тебя утянуть: Только святым удается достичь божественного света верхнего полюса имени. Нам, грешным, вряд ли добраться до этих высот. Но приблизиться к ним можно. 
 
Насколько хватит сил.
 
2002 г.